Новая бендериана

[Мария]

Прочла на одном дыхании, не могу не поделиться

Прокуратура Москвы передала в Мосгорсуд дело «великого комбинатора», который за два года смог похитить и продать 110 квартир умерших граждан, «оживленных» его стараниями. Это уголовное дело – практически третий том «Мертвых душ», но наш герой даст фору Павлу Ивановичу Чичикову, а его криминальной биографии и возможности уходить от ответственности позавидовали бы все знаменитые мошенники вместе взятые. И самое замечательное – находясь под следствием, обвиняемый в организации преступного сообщества и хищениях квартир, наш криминальный талант становится соавтором нового УПК, которым так недовольны следователи. Впрочем, все по порядку.

Евстафьевские миллионы

В поле зрения правоохранительных органов Алексей Естафьев попал много лет назад. Поздним июльским вечером 1989 года в Первомайское РУВД доставили молодого человека, лет двадцати трех от роду, вооруженного пистолетом испанского производства «Ллама».

Тот представился кооператором и с ходу предложил сотрудникам милиции в обмен на свою свободу полмиллиона рублей (напомню: в то время можно было еще спокойно прожить на 1 рубль в день).

О предлагаемой взятке тут же был составлен рапорт. Профессиональное чутье подсказывало милиционерам, что такая баснословная сумма предложена не за незаконное ношение и хранение огнестрельного оружия, здесь что-то посерьезнее.

И действительно, вскоре в РУВД доставили офицеров милиции из отряда особого назначения ГУВД Московской области, подрабатывавших в роли телохранителей предприимчивого кооператора, который, по его собственному выражению, буквально сидел на мешках с деньгами.

А потом на квартире знакомых Евстафьева и в помещении кооператива «Павлин», где он значился ревизором, был обнаружен целый арсенал: пистолеты иностранного и отечественного производства, обрезы, боеприпасы, гранаты.

В бочке с патокой («Павлин» специализировался на изготовлении тортов «Птичье молоко») нашел приют автомат Калашникова. Евстафьев объяснил свою любовь к оружию тем, что воевал в Афганистане и даже был награжден орденом. При обыске он сам выдал чемодан с деньгами и ценностями – на 1 миллион рублей.

А всего денег, драгоценностей и различного дефицита у него было изъято на 3 миллиона.

Кроме того, выяснилось, что основная должность Евстафьева – председательство в кооперативе «Треугольник», а основное занятие – скупка разорившихся кооперативов. Как установило следствие – его вело Следственное управление ГУВД Москвы, – под этим «прикрытием» проворачивались аферы с банковскими кредитами.

К примеру, несколько кооперативов во главе с «Треугольником» заключили договоры с Московским городским центром информатики (МГЦИ) на поставку крупной партии компьютеров. Общая сумма договоров – более 319 миллионов рублей. Из них около 32 миллионов надлежало выплатить в виде аванса. Все участники сделки, как выяснило следствие, знали, что никаких компьютеров нет.

Директор МГЦИ (привлеченный тогда вместе с Евстафьевым к уголовной ответственности) незаконно получает кредит – как раз 32 миллиона – в Ленинском отделении Жилсоцбанка. Деньги эти перечисляют на счета кооперативов Евстафьева. Но снять и присвоить Алексей смог только 8 миллионов (в уставах некоторых кооперативов торговля компьютерами не значилась). Как удалось так легко получить кредит?

По показаниям самого Евстафьева, «отзывчивость» банкирши Никитенко стоила ему всего 100 тысяч рублей (дело банкирши тоже было выделено в отдельное производство – на тот момент действовало положение Госбанка СССР, регламентирующее деятельность банков, в нем, в частности, категорически запрещалось выдавать кооперативам ссуды наличными). А кроме того, за год до аферы Евстафьев познакомился с неким Игорем Сташковым (также был привлечен к уголовной ответственности), отпрыском могущественного папы из Госплана, за одно знакомство с которым, по выражению нашего героя, и десятков тысяч рублей не жалко.

Пока Евстафьев бесконтрольно «уводил» со счетов деньги, сообщники пытались придать афере более правдоподобный характер, но арест Евстафьева, разгуливающего с пистолетом, спутал все карты.

Первая его отсидка в СИЗО совпала с началом обвального падения нравов в московских тюрьмах. Апогей падения – воровской «сходняк» в Бутырке в 1994 году и побег из «Матросской тишины» «киллера № 1» Александра Солоника в 1995-м. Но уже в 1989 году письма, организованные и написанные Евстафьевым, из Бутырки спокойно доходили до адресатов. В частности, одно из них на официальном бланке «АНТ-3» (мощного государственно-кооперативного концерна, к созданию которого Совмин имел непосредственное отношение, замешан во многих грандиозных скандалах, в частности с продажей оружия) попало в Совмин СССР.

Там говорилось, что «сделка с компьютерами заключалась на благо перестройки» и что она «освещена близостью такой солидной фирмы, как «АНТ-3». Как выяснилось, справка из «АНТ-3» поддельная: директор фирмы настолько доверял партнерам, что выдавал им для прошений пустые бланки со своей подписью!

Из записок Евстафьева, которые он строчил в камере, узнаем, что в те времена «можно было сделать 500 тысяч рублей безболезненно», что сам он уже «обеспечен выше крыши; готов уехать за границу». В черновике записки, адресованной на волю, он просит приятеля получить долг с некоторых участников чеченской ОПГ в Южном порту, а тех, в свою очередь, – приобрести на этот долг машину его любовнице.

«Следователь, ведущий дело, – честный человек, но ему многое не понять. Помните, как у Жванецкого: давайте говорить о вкусе кокосовых орехов с теми, кто их действительно ел», – сокрушался Евстафьев. Из таких же записок стало ясно: «афганцем-орденоносцем» его сделали за взятки люди из военкомата, неоценимые юридические услуги оказывали ему прокурорские и милицейские работники, официально получавшие в его кооперативах немалые деньги. Но тогда про «оборотней» в погонах и мундирах не писали.

Другое дело – «невинная жертва», гонимый «буревестник перестройки». Так Алексея Евстафьева представили читающей общественности некоторые СМИ с подачи его друзей и сообщников. Среди немногих авторов, рассказавших о махинациях Евстафьева, была и я. Что тут началось! Завалили жалобами и даже судебными исками. И вот теперь, спустя 13 лет, вынуждена признать: специфический талант нашего героя заиграл новыми гранями. А тогда дело об оружии было выделено в отдельное производство – ведь еще был раскрыт подпольный цех по производству бронежилетов. Оперативные данные свидетельствовали – кредиты московского банка шли не только на «покупку компьютеров», но и на финансирование боевиков в Фергане – именно оттуда в Москву пришло оружие, обнаруженное у Евстафьева.

Однако жалобы, кляузы, пасквили сделали свое дело. Несмотря на букет тяжелых обвинений – незаконное ношение и хранение оружия, подлог документов, хищение госсобственности в особо крупных размерах – Евстафьев в августе 1992 года оказался на воле, под подпиской о невыезде. «Буревестник перестройки» тут же скрылся. И почти через год был объявлен в розыск.

Командуя парадом из СИЗО

Вновь на оперативно-следственном горизонте Евстафьев появился в августе 1996 года. Правда, совсем по другому, «квартирному» делу: только за один 1993 год он под фамилиями Шумилов и Подкидышев сумел похитить 16 квартир умерших граждан. Но дело было приостановлено – выяснилось вдруг, что Евстафьев... страдает шизофренией и должен быть направлен на принудительное лечение. В 1998 году МУР вышел на группировку, специализирующуюся на хищениях квартир. Это было преступное сообщество Евстафьева.

И снова парадокс – всех сообщников осудили к реальным срокам, а «душевнобольного» Евстафьева снова направляли на принудительное лечение. Но возникли сложности: в подельниках у Евстафьева оказались трое федеральных судей. И дело передали в Московскую городскую прокуратуру, где засомневались в диагнозе нашего нового Бендера и сумели доказать, что он ложный. В июле 2001 года Евстафьева снова арестовали, предъявив обвинение в хищении 96 квартир.

Повторная экспертиза подтвердила полную вменяемость нашего непотопляемого героя, а все доказательства его «шизофрении» признала несостоятельными. В Следственное управление ГУВД Москвы в свое время поступило письмо начальника Краснодарского военного училища (где недолго обучался подследственный), который сообщал, что, будучи курсантом, в ноябре 1985 года Евстафьев получил травму головы и носа, а после лечения в госпитале высказывал желание совершить попытку суицида, просился в Афганистан.

После чего был отчислен из училища. Это письмо, оказавшееся к тому же фальсификацией, и стало одним из оснований признания обвиняемого невменяемым. На деле Евстафьева отчислили из училища за многочисленные нарушения дисциплины. Несколько попыток суицида он действительно совершил, в том числе и в училище, но делал это осторожно – нанося легкие порезы вокруг вен.

Суицид симулировал он и в личной жизни, но все так же театрально: пытался удержать одну из бывших жен. Все, кто знал Евстафьева по училищу, характеризовали его как крайне уравновешенного человека, которого вывести из себя практически невозможно. У врача-психиатра, которому Евстафьев еще до 96-го года жаловался на «преследование компетентных органов», клиническая картина зафиксированного в деле диагноза вызвала сомнения: характер преследования у больного с годами почему-то не поменялся, а «преследователей» по клинике, как правило, должно становиться все больше.

Кроме того, Евстафьев собирался сбежать за рубеж – мол, там его не найдут. Но настоящих больных «преследователи» настигают везде. И это только один документ, опровергнутый следствием, а их множество. Правда, упрекнуть Евстафьева, что он не изучал «психиатрию», нельзя. Из заключения он звонил по мобильнику известному профессору-психиатру и, представившись чиновником Комитета здравоохранения, курирующим «дело некоего Евстафьева», вовлекшего в свое преступное сообщество трех судей, консультировался, насколько, мол, грамотно «этому Евстафьеву» поставлен диагноз.

Был возмущен, что «этому Евстафьеву, больному человеку» вновь предъявили обвинение. И сообщил, что коллегам из Госдумы направлены материалы по этому вопросу, мол, они внесут нужные дополнения в новый УПК. Вот так! Даже видавшие виды следователи и оперативники были потрясены, когда узнали, какую бурную деятельность развернул Евстафьев в камере психиатрического отделения СИЗО Управления исполнения наказаний Минюста России.

Он готовил подложные письма от имени членов Совета Федерации о включении на рассмотрение рабочей группы Комитета по конституционному законодательству и судебно-правовой реформе предложений по специфике Центра социальной и судебной экспертизы имени Сербского и других ведущих научных медицинских учреждений. От имени группы ученых он предложил в разработанный УПК ряд поправок о проведении судебно-медицинской и судебно-психиатрической экспертиз.

Чаще всего Алексей пользовался бланками Совета Федерации – на них от имени Сергея Рябухина, заместителя председателя комитета, курирующего в том числе и здравоохранение, направлял ходатайства в различные инстанции. Так, председателя Тверского суда Москвы просили изменить меру пресечения «душевнобольному» Евстафьеву, а также требовали рассмотреть жалобу его матери.

Аналогичные послания предназначались директору института законодательства, уполномоченному по правам человека в РФ, министру юстиции, директору НИИ психиатрии, председателю Международного комитета защиты прав человека и т. д. и т. п. Во многих посланиях требовали рассмотреть факты, изложенные в обращении главного редактора газеты «Надежда» Галины Кузьмичевой.

Среди изъятого – письма от имени заместителя председателя Верховного Суда Анатолия Меркушова (об этом высокопоставленном чиновнике я писала в связи с досрочным освобождением Япончика и трех лидеров чеченской ОПГ), который, в свою очередь, информирует Совет Федерации о рассмотрении жалобы Кузьмичевой и адвоката Евстафьева.

От имени депутата Госдумы В. Орлова требовали изменить Евстафьеву меру пресечения; с аналогичной просьбой на официальных бланках в различные инстанции обращались председатель районного отделения Всероссийского общества инвалидов и руководитель общественной организации инвалидов «Реальное содействие». У Евстафьева и на квартире его подруги хранились письма и запросы в различные медицинские учреждения, жалобы медиков, направляющих диагнозы Евстафьева в Совет Федерации и Госдуму.

Любопытно, что некоторых поправок к закону Евстафьев действительно добился – об этом свидетельствует стенограмма Госдумы по вопросам принятия нового УПК. Речь идет о содержании под стражей признанных невменяемыми. На квартире знакомой Евстафьева Ирины при обыске были изъяты ксерокопии материалов его уголовного дела, черновики жалоб. Дама эта встречалась с Евстафьевым еще в 1989 году.

После долгого перерыва он позвонил ей в мае 2001-го. Сначала беседовал на бытовые темы, а потом сообщил, что сидит в тюрьме и обвиняется в мошенничестве. Позже попросил написать статью о незаконных действиях в отношении него и организовать публикацию в СМИ.

Через знакомых он передал ксерокопии жалоб. Ирина статью написала, но Евстафьев, прочитав черновик, сказал, что она ему не подходит. Потом Алексей просил в долг для своей матери тысячу долларов, спрашивал, нет ли у нее знакомого ростовщика, который смог бы дать деньги под залог драгоценностей.

Советовался с ней, что можно подарить женщине на юбилей организации – мол, чтобы подарок был не очень дорогой, но нужный коллективу. По просьбе Евстафьева Ирина встречалась с его посланцем (как потом выяснилось, контролером Бутырки), передала ему 150 долларов (своих денег), а тот отдал ей пригласительные билеты на лекцию по психиатрии.

Потом Ирина купила электрический чайник и вместе с билетами отдала его знакомой Евстафьева (он описал ее как девушку в очках и норковой шубе). Еще раз встречалась с контролером Бутырки, отдала ему 100 долларов, 6 тысяч рублей и документы. Потом Евстафьев попросил купить подарок одной женщине на 50-летие. Она купила альбом репродукций Шилова и вместе с 300 долларами передала еще одной знакомой Евстафьева – он говорил, что это подарки для нужных людей, которые помогут ему при проведении экспертизы.

Работа над кодексом

А тем временем шла активная работа с другим абонентом. Ведущему сотруднику Центра социальной и судебной психиатрии имени Сербского постоянно названивал мужчина, представившийся работником аппарата Комитета здравоохранения Совета Федерации Геннадием Плетко.

Он консультировался по жалобам одного заключенного и по вопросам судебной психиатрии, говорил, что хотел бы пригласить ученого в рабочую группу своего комитета по разработке УПК и других законопроектов. В начале декабря 2001 года, когда Центру исполнялось 80 лет, Плетко попросил выделить три билета на торжественный вечер на имя Рябухина, а билеты эти вместе с предложениями и замечаниями в новый УПК оставить на проходной – мол, их заберет курьер.

Потом ученый узнал, что от имени его постоянного собеседника – Плетко для сотрудников Центра к юбилею какая-то женщина подарила электрочайник. Но загадочного Плетко никто никогда не видел. И телефоны его не отвечали. Немудрено: от имени Плетко из СИЗО звонил «шизофреник» Евстафьев.

Вскоре лже-Плетко предложил ученому провести конкретную экспертизу – говорил, что работа официальная и будет оплачена по 10 долларов в час. Звонил лже-Плетко и обладателям нового электрочайника. Затем от имени членов Совета Федерации передал поздравительный адрес и подарок – альбом Шилова. К подарку прилагались различные просьбы от имени Рябухина и жалобы от имени матери Евстафьева.

Такие же просьбы получил и постоянный абонент Евстафьева. Ученого насторожило, что одни документы были без подписи, а другие – не подлинники, а ксерокопии. Все бумаги ученый, который уже начал подозревать неладное, вернул, традиционно оставив на проходной, а позвонившему «Плетко» жестко посоветовал впредь все документы и письма направлять официальным путем.

А в Центре имени Сербского еще несколько человек трудились над разработкой законопроекта «О психиатрической помощи» – об этом их просил все тот же «Плетко». Машина, запущенная Евстафьевым, работала безотказно. К этому времени он реанимировал отношения еще с одной знакомой из далекого 1989-го. Звонил ей, спрашивал про ростовщика и, наконец, попросил 4000 долларов, но таких денег женщина не нашла.

В орбиту своего обаяния он включил даже учительницу своей дочери (девушка в очках и норковой шубе). Она выполняла роль курьера, заказывала факсимильные печати подписей Рябухина и др., а также гербовые бланки Совета Федерации.

Другая знакомая, врач кожно-венерологического диспансера, купила ему сим-карту с номером мобильника, сообщала телефоны нужных медицинских учреждений, просила знакомого кардиолога дать заключение о здоровье Евстафьева, разносила документы по адресам, указанным Алексеем.

Еще одна знакомая снабжала деньгами адвоката Евстафьева. Декабристки! Главный редактор газеты «Надежда», активно боровшаяся за Евстафьева, в его знакомых не состояла, но откликнулась на просьбу своего заместителя – Валерия Прутьяна, совмещающего работу в редакции с помощью депутату Госдумы Сергею Рябухину.

Прутьян говорил, что Евстафьев – инвалид и очень тяжело болен. Выяснилось, сидя в СИЗО, Евстафьев практически целыми сутками говорил по мобильнику, и, безусловно, это стоило немалых денег. Клянча деньги у знакомых барышень, он в то же время велел своей постоянной подруге получить проценты от вкладов за рубежом – что-то около 350-370 тысяч долларов.

Кстати, о загранице. В одном из писем Евстафьева, изъятом при обыске, говорится: «Что касается взглядов по загранице, хочу чуть-чуть пояснить: все зависит от «С»; иными словами, если я обследуюсь у тамошних спецов, докажу, что здоров, получится, что меня упрятали намеренно. Автоматически я попадаю в разряд «гонимых властью». Они там к этому привыкли, так как каждый второй диссидент был с диагнозом... то есть не судим ни разу и намеренно, будучи здоровым, упрятан в дурдом...

Вариант открывает широкие перспективы на Западе... Подбери мне соответствующую литературу (надо же соответственно себя вести, чтобы не подводить человека перед другими коллегами)... Я даю еще один выход на «С», выход очень серьезный (второй по величине человек), поэтому шансы могут возрасти (речь идет о Центре или, как раньше его называли, Институте имени Сербского. – Л. К.)».

Еще одно письмо: «Уважаемый... Как вы уже знаете, я снова оказался в «казенном доме», а это далеко не пятизвездочный отель (к которым я за это время привык) и даже не санаторий ЦК КПСС... Я собирался наладить законный бизнес в России: пробил разрешение на строительство 14-этажного дома в непосредственной близости от Серебряного Бора... Только на одни согласования ушло более 250 тысяч долларов (неофициально) – проект более 600 тысяч долларов и т. д. ...

Посадили очень не вовремя, так как я мог все потерять – и все деньги, что уже вложил в это дело, и связи, которые за это время с таким трудом нарабатывал, т. к. для этих высокопоставленных особ из правительства Москвы и депутатского корпуса России я – удачливый эмигрант-бизнесмен, а не арестант со стажем и определенным прошлым... Я уже давно не гражданин России, поэтому даже родного паспорта у меня нет, вот и приходится пользоваться поддельным... Очень рассчитываю на помощь с вашей стороны, так как клопы меня просто сожрали».

101 способ отъема жилплощади

Теперь о том, что же конкретно совершил Евстафьев. Согласно обвинительному заключению по уголовному делу № 220513, А. Евстафьеву и четырем его подельникам инкриминируется создание преступного сообщества (организации) для совершения тяжких преступлений.

В январе 1997 года он с группой мошенников, действовавших под его руководством с лета 1996 года, совершал неоднократно хищение чужого имущества в крупных размерах путем обмана и злоупотребления доверием, в том числе и лицами с использованием своего служебного положения, выносившими заведомо неправосудные решения... Среди сообщников Евстафьева – судьи Бутырского межмуниципального суда Нина Ивченко и Василий Савелюк, а также судья Бабушкинского межмуниципального суда Нина Мишина.

Дело судей выделено в отдельное производство – сейчас обвиняемые с ним знакомятся. За сухими строками обвинительного заключения – остроумная махинация Евстафьева. Если герой Николая Васильевича Гоголя покупал мертвые души, то наш герой продавал квартиры умерших граждан. «Гений» позволял умершим воскреснуть, приватизировать свое жилье, обрести дальних и близких родственников, завещать им свою жилплощадь, которую «наследники» затем продавали. Идея возникла, как только стало известно, что в Москве «в отстойниках» находится множество пустующих неприватизированных квартир. В ДЭЗах не торопились передавать их в распоряжение жилищных органов, информировать префектуру. Евстафьев нашел «лазейки» в законодательстве, позволяющие прибрать к рукам квартиры, которых так ждали очередники.

АР

В преступное сообщество Евстафьева вошли Людмила Яроцкая (бывшая жительница Саратовской области подрабатывала в Москве чем могла, в том числе древнейшей профессией), Владимир Нагибин (бывший сотрудник милиции), и два москвича – Александр Клюс и Анатолий Вака. Любопытно: у Клюса – отец один из бывших руководящих работников МВД, а Вака вовлек в аферы всю семью.

Судьи-соучастники по фальсифицированным исковым заявлениям и другим документам единолично выносили заведомо неправосудные решения о признании права собственности на квартиры за указанными Евстафьевым лицами. Для сокрытия своих деяний фальсифицировали материалы гражданских дел. Соучастники использовали эти решения для регистрации права собственности, а затем продавали квартиры.

Иногда для ускорения регистрации копии судебных решений о признании права собственности на жилье заверяли поддельными печатями Бутырского и Бабушкинского судов. В результате бурной деятельности наших героев в Москве было похищено 110 квартир на общую сумму около четырех миллионов долларов США, вынесено 56 заведомо неправосудных решений. Кандидатуры наследников «мертвых душ» подбирались легко.

Так, одну «наследницу» Яроцкая нашла на вокзале – женщина плакала, так как у нее украли деньги и обратный билет в Иваново. Яроцкая попросила у нее на время документы, по которым оформила иск в суд, доверенность и т.д., а потом вернула женщине паспорт и 400 рублей. Жительнице Ярославской области предложили 2 тысячи деноминированных рублей за участие в операциях с недвижимостью.

Для этого нужно было съездить в Москву с паспортом и подписать кое-какие документы. Как правило, документы все подписывали не глядя. У других нужные документы получали обманным путем.

Так, у одной свидетельницы мужчина в милицейской форме забрал справку о смерти мужа – он сказал, что покойный был свидетелем ДТП. Форму для сообщника Евстафьева купили на ярмарке. Сам же Евстафьев многим задурил головы, представляясь адвокатом Алексеем Раевским, при этом он демонстрировал удостоверение адвокатского бюро и раздавал визитки. Но главный «секрет обаяния» Евстафьева и К° состоял в том, что они подбирали людей, как правило, пьющих, нуждающихся и интеллектом не обремененных. О том, как налаживали контакты с судьями, рассказал один из осужденных подельников, Александр Клюс.

В 1996 году Алексей сообщил, что наладил связи в коллегии адвокатов и вышел на судей Бутырского суда: теперь появилась возможность отсуживать квартиры в законном порядке. После чего Клюс стал по просьбе Евстафьева развозить запросы судьи Нины Ивченко.

Ему помогал Анатолий Вака. Обоим выдали удостоверения стажеров Бутырского суда. Судье «помогала» ее секретарь, а Людмила Яроцкая (еще одна подельница) подбирала «наследников» и возила их по инстанциям. За «услуги» Евстафьев (он же Раевский, он же Юстус, он же Ла-Ника, он же Мамаев) купил судье Ивченко однокомнатную квартиру, но в конце 1997 года Ивченко предъявила претензии, что в ее отсутствие Евстафьев вместе с ее секретарем вынесли от ее имени слишком много решений по квартирам.

Пытаясь погасить конфликт, Евстафьев купил судье телевизор с видеодвойкой, компьютер и холодильник, затем передал 8 тысяч долларов. Подельник Нагибин рассказал, что лично слышал, как Евстафьев жаловался кому-то по телефону, что «судья зажралась и требует все больше и больше». Немало интересного рассказали свидетели и об аппетитах двух других судей-сообщников. Расследуя уголовное дело Евстафьева, следователи Мосгорпрокуратуры обнаружили и в своей бригаде «оборотня»: прикомандированный из УВД Северного округа Москвы Евгений Баловнев (сейчас осужден) помогал мошеннику и открыто ездил на джипе, изъятом у одного подсудимого как вещдок. Как только к нему стали приглядываться, попытался скрыться, прихватив 2 тома уголовного дела и полюбившуюся машину ценой в 823 тысячи рублей. У Алексея дважды была возможность оказаться на воле.

По одному замыслу Евстафьева должны были из СИЗО привезти в Кузьминский суд по липовому документу, а уж оттуда освобожденный от конвоя он легко мог оказаться на свободе. Другой раз в Москворецком суде он упал в туалете и как бы сильно ушиб голову об унитаз. Еще немного – и «пострадавшего» направили бы в обычную городскую больницу.

Теперь Евстафьева перевозят под усиленной охраной, в его документах значится: «Склонен к побегу». Три сотрудника конвойного полка и секретарь Кузьминского суда, помогавшие Евстафьеву, тоже стали подсудимыми. ...Конечно, меру ответственности моего «героя» определит суд.

Но вот что примечательно. Многочисленные пособники и подельники Евстафьева уже осуждены, а он и сейчас, когда начато слушание дела, пытается любыми путями от этой ответственности уйти. Что, в общем-то, неудивительно.

Ведь у нас по-прежнему реальный срок можно получить за кражу ершика в туалете или взятку в 1000 рублей. За хищения в сотни тысяч долларов бывший министр юстиции Валентин Ковалев или за подготовку убийства бывший глава КрАЗа Анатолий Быков получают 9 и 6,5 лет лишения свободы условно!

Отсюда: http://www.sovsekret...ticles/id/1104/

[Мария]

Мария, по что же Вы так Остапа Бендера обидили? ..

не я это =) не моя статья, там ссылка на источник

А масштабы да, поражают